[ad_1]
Росул Битиев был задержан 1 октября 2018 года у кафе «Сирень» в районе станции метро «Сокольники» после получения денег от Шекерова в автомобиле BMW, который последнему выделили сотрудники ФСБ для проведения оперативного эксперимента. На следующий день задержали и Петра Касерина. Обоим предъявили обвинение по части 8 статьи 204 УК РФ («коммерческий подкуп в особо крупном размере» — от семи до 12 лет колонии). И если проработавший более десяти лет в ДОСААФ Битиев сразу признал вину, оказавшись под домашним арестом, то второй фигурант заявил, что не требовал у бизнесмена денег. Касерин, лишь полтора года проработавший в ДОСААФ, был заключен под стражу и находится в изоляторе по сей день. Он не признает вину.
Еще в ходе следствия Шекеров заявил, что обратился в департамент военной контрразведки ФСБ с заявлением о вымогательстве 15 сентября. Однако имеющиеся в деле данные о телефонных соединениях свидетельствуют о том, что он контактировал с оперативниками ФСБ задолго до этой даты.
Пролить свет на этот момент должен был допрос в суде сотрудников ФСБ Александра Рязанского и Георгия Смысловских. Однако на заседании 30 октября прокурор Николай Честнов потребовал допросить этих свидетелей в закрытом режиме. Свое ходатайство он мотивировал тем, что оба являются действующими сотрудниками ФСБ. Доводы защиты о том, что ни само дело, ни проведенные в рамках него оперативно-розыскные мероприятия не были засекречены, как и показания сотрудников ФСБ, на судью Анну Чайковскую не подействовали. Она закрыла слушание, которое вскоре забуксовало.
По словам защитника Петра Касерина Талгата Суиндыкова, процесс допроса застопорился, как только он задал свидетелю Рязанскому несколько „неудобных“ вопросов о его личном телефонном номере. Последний есть в детализации телефонных соединений заявителя Шекерова в материалах дела. Адвокат отмечает, что не давал подписку о неразглашении данных предварительного следствия и, значит, может об этом говорить.
По словам защитника, изучив имеющуюся в деле детализацию телефонных соединений, защита выяснила, что, несмотря на то что Рязанский утверждает, что он познакомился с Шекеровым только 15 сентября, в день обращения того в ФСБ, он созванивался с заявителем чуть ли не ежедневно начиная с 6 сентября 2018 года. В суде оперативник Рязанский подтвердил, что этот телефон принадлежит ему.
»Я спросил, известен ли ему номер телефона. Рязанский сказал, что известен, принадлежит ему, а когда он в последний раз он им пользовался, он сразу забыл. После чего он сразу забыл, пользовался ли он им в период июля, августа, сентября и октября 2018 года, данным номером. Где в настоящее время телефон, он также забыл. При этом он четко ответил, что никому этот номер не передавал и никто этим номером не пользовался. После чего ему на обозрение была представлена детализация телефонных переговоров, в которой его личный номер телефона был указан как номер, находившийся в постоянном контакте с номером заявителя Шекерова до того, как тот еще написал заявление в департамент военной контрразведки ФСБ».
По словам Суиндыкова, свидетель Рязанский замялся и не смог объяснить, как так вышло, а прокурор внезапно попросил прервать его допрос в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Не состоялся 30 октября и допрос второго оперативника, которого срочно «вызвали» на работу.
Ева Меркачева зампредседателя Общественной наблюдательной комиссии Москвы «У нас на провокациях и строятся все дела. Если бы не было провокаций, то уровень наших следователей такой, что они не смогли бы ничего не доказать, никого поймать. Может быть, я утрирую, но в целом профессионализм следствия очень низок. Что интересно, это то, что, вопреки всем международным нормам, когда провокации не должны использоваться, у нас суды принимают это в зачет. Провокация у нас — это нормальное явление. Причем изначально сам преступный умысел возникает не у подсудимого, а у провокатора, а человек „ведется“. Я беседовала с экспертами, они говорят, что всегда у человека можно найти слабые места. У одного — одно, у другого — другое. И провокатор может подтолкнуть кого угодно к чему угодно».
По словам правозащитницы, то, что суды закрывают часть процесса или даже весь процесс, также не редкость. Ведь, как она отмечает, если с доказательствами все «четко», то и краснеть не за что:
«Мне кажется, что это мечта каждого следователя и судьи — засекретить все, чтобы никто это не смог ни критиковать, ни обсуждать. А судебный процесс у нас проходит зачастую под прессом силовых структур. У нас все боятся силовиков, и судьи не исключение».
Андрей Бабушкин председатель «Комитета за гражданские права» «Почему так важна гласность и публичность уголовного судопроизводства? Ведь любое уголовное дело должно соответствовать критерию проверяемости. Если любой человек может проверить, что действия [по нему] были правильными, справедливыми и законными и нет никаких ограничений к проверке, это свидетельствует о доверии общества к судебной системе. В ином случае общество не будет судебной системе доверять, и судебная система будет работать не на общество и государство, а сама на себя и на обслуживание „випов“, и законность в стране рухнет».
Допрос оперативника Александра Рязанского продолжится 6 ноября. Не исключено, что в тот же день показания даст и его коллега Смысловских.
Источник
