Об атеистах на войне, выезде на позиции артиллеристов и о том, как возрождается после страшных боев весны прошлого года Мариуполь, — в последней части репортажа журналистов Первого областного из зоны СВО и Донбасса
Нет и не может быть никакой красивой картинки про войну. Все, что я видел и слышал, так или иначе разрушало привычные представления о том, как устроена жизнь людей там, за «ленточкой». Не только военных, но и гражданских. И даже знаменитое и щемящее «Нет атеистов на войне — там каждый Бога вспоминает, когда в холодный пот бросает…» ставилось под сомнение одним из самых интересных моих собеседников.
Разные мотивы и обстоятельства приводят на СВО людей. С началом боевых действий сюда, в Донбасс, приехали не только военные, но и служители Русской православной церкви. Для большинства из них это добровольный шаг и добровольческое служение. Но есть среди них и те, кто записался в добровольцы, нарушив тем самым установленные в церкви правила, и сейчас между боями ведет с бойцами разговоры о вере. Один из них — гранатометчик 6-го танкового полка диакон Максим.
Максим, конечно, по-своему удивительный человек. Детдомовское детство в Одессе, затем переезд в Магнитогорск. Срочная служба в ВДВ в составе российской бригады в Косово. Ушел на СВО добровольцем, не испросив на то благословения своего церковного начальства. За что был запрещен к служению. И все равно «несет свой крест» как может: благословляет бойцов, освящает технику и даже совершает обряды крещения.
Светскому человеку вроде меня это сложно понять, но диакон кафедрального собора Магнитогорска Максим оказался здесь, в зоне боевых действий, вопреки воле церковного начальства и был за это наказан. За самовольную отправку добровольцем диакона Максима, выражаясь языком церковной бюрократии, запретили к служению.
Проще говоря, патриотического порыва дьякона церковь не оценила и самостоятельно совершать богослужения и отправлять такие церковные таинства, как, например, крещение, запретило. Мол, хочешь послужить Родине с автоматом в руках — Бога ради, но если с крестом и молитвой, то мы на такое своего согласия не давали.
Такое решение Максим объясняет нарушением церковной иерархии, говорит про предвзятое отношение к себе со стороны некоторых епархиальных служащих и, кажется, сильно переживает из-за случившегося.
Но о том, что записался добровольцем, не жалеет.
Вспоминает, как еще там, в Магнитогорске, во время отпевания погибшего на СВО бойца услышал в свой адрес:
«Вы поезжайте туда. Там тяжело, и ваша помощь будет очень нужна».
Ответил, мол, без благословения своего руководства не смогу поехать.
«Да все вы попы такие», — бросил ему на это в сердцах военный.
И вот эта фраза так засела у диакона Максима в голове, что уже через несколько дней он пришел в военкомат, а вскоре отправился на СВО добровольцем. Да, на свой страх и риск, не получив на то архиерейского благословения.
Хотя, конечно, признает он сам, должен был бы.
«А сейчас я в запрете, — описывает свое нынешнее положение Максим. — Но никто не запрещает мне молиться вместе с ребятами, вести с ними духовные беседы о смысле церковных текстов, вере, житиях святых».
Возразить против этого нечего. Впрочем, бойцам до решений церковного начальства дела нет решительно никакого, а Максим с позывным «Дизель» для них отец Максим. За почти год пребывания в зоне СВО отец Максим не раз бывал на передовой, но стрелял из оружия только на полигоне.
«А тебе не надо стрелять, ты просто сиди и молись за нас всех», — сказал ему командир во время первого же боя. И все то время, пока подразделение Максима находилось под обстрелом, Дизель громко молился, чтобы слова его молитвы доходили до каждого из бойцов.
При этом обращаться с оружием Максим умеет отменно, так как срочную службу проходил в ВДВ, его часть в составе сил поддержания мира стояла в Косово.
«Если ситуация потребует, конечно, возьму в руки автомат и буду стрелять», — говорит он мне.
Рясу отцу Максиму заменяет… служенческий бронежилет. В кармашках, где у обычного бронежилета — защитные пластины, у отца Максима — набор нательных крестиков, иконы, бутылочки со святой водой и прочие предметы, которые нужны ему при общении с верующими, да и неверующими тоже.
Со спины на бронике у Максима — вышитая икона, на голове — шапочка, причудливо украшенная цитатами из молитв.
«Когда опасно, под этот надеваю обычный бронежилет», — поясняет он.
У отца Максима непростая личная биография. Мальчик-казах, выросший сиротой в детском доме на территории бывшей Казахской ССР, после начала беспорядков в конце 80-х эвакуированный с остальными детдомовцами в тогда более спокойную Одессу, там повзрослевший и принявший православие. Там же познакомился с будущей женой: она пела в хоре, он прислуживал в алтаре.
Ему 39 лет. В Магнитогорске у Максима жена и трое детей. Очень многое из того, о чем говорит Максим, разрушает шаблоны в моей голове.
«Вот говорят, что на войне атеистов нет. Но точно есть неверующие. И среди них есть озлобленные. Такие говорят, мол, ты даже не подходи ко мне со своими разговорами о вере. Но я их тоже люблю», — улыбается Максим.
А спустя несколько минут признается, что морально ему здесь бывает очень тяжело. «Иногда приходит ко мне такой весь в слезах: у меня проблемы в семье, помоги, ты же должен, ты священник! А ты сам что сделал? Домой когда последний раз звонил? Сейчас же беги звони! И сопли вытри. Бухать прекращай, потому что всю голову уже пропил. Соберись».
Такие вот не совсем духовные беседы приходится ему вести с сослуживцами.
Говорит, что очень хочет попросить прощения у своего архиерея Зосимы и рукоположиться в священники. Священник, в отличие от диакона, который может только прислуживать при богослужении, лицо абсолютно самодостаточное. Он имеет право самостоятельно крестить, венчать, причащать, исповедовать…
«Я хочу быть военным священником. Хочу быть там, где трудно, быть с нашими военными», — говорит он.
Пока же отец Максим каждое утро после построения ведет беседы о вере с сослуживцами и невзирая на формальные запреты… совершает обряд крещения в соседнем озерце. Выглядит это, признаюсь, для меня очень необычно. Командиры танковых экипажей, механики-водители и стрелки обращаются в веру, не выпуская из рук боевого оружия, с которым заходят в воду.
В дни, когда мы находились в лагере танкистов, Максим проводил обряд освящения… боевых колесниц. Да, именно так современный танк упоминается отцом Максимом во время богослужебной церемонии. И, кстати, бойцам-танкистам сравнение танка с боевой колесницей нравится.
Уже после того, как мы вернулись из командировки, пришло сообщение от Максима. Командование 6-го танкового разрешило строительство войскового храма. Руководить стройкой поручено гранатометчику Максиму с позывным «Дизель», местному батюшке.
* * *
В один из дней журналисты Первого областного выехали на передовую, где смогли лично наблюдать, как расчеты гаубицы Д-30 ведут огневую работу по позициям ВСУ, помогая российской пехоте продвигаться вперед на участке Кременная — Диброва.
Противника обнаруживает разведка с помощью беспилотной авиации. Координаты сразу же отправляются на пункт управления, который передает информацию боевым расчетам. От получения задания до выстрела проходит не более пары минут. 122-миллиметровые гаубицы Д-30 с закрытых огневых позиций нанесли сокрушительные удары по скоплениям сил и техники ВСУ.
«Вторая гаубичная артиллерийская батарея огневую задачу по поражению опорного пункта ВСУ успешно выполнила», — рапортует командир батареи с характерным позывным «Стрелок».
Удары наносятся очень быстро. Делается это для того, чтобы не дать украинской пехоте опомниться. В лесном массиве слышно, как работают артиллерийские орудия.
Нас предупредили, что время от времени, несмотря на все меры маскировки, гаубичные расчеты оказываются в зоне видимости беспилотников ВСУ. Но военные продолжают работу, ведь в нескольких километрах работают наши бойцы, которым необходима огневая поддержка для продвижения.
«Ведь там, за несколько километров отсюда, очень сильно ждут нашу огневую поддержку».
* * *
Мы возвращались из Донбасса через Мариуполь. У нас было всего несколько часов, чтобы посмотреть город и записать интервью с жителями.
Пересказать увиденное невозможно. Об этом лучше расскажут фото и видео. Панорамные виды руин Мариуполя обошли за этот год все мировые СМИ.
А об ужасе и хаосе тех недель нам говорили местные жители. Надежда Николаевна кормит нас невероятно вкусным борщом, пирожками и отварной картошкой и рассказывает о пережитом.
От ее квартиры не осталось практически ничего. Мне показали видео, снятое в разрушенном многоэтажном доме. Не уцелели стенные проемы, разрушены перекрытия. Да и самой многоэтажки уже нет, ее признали не подлежащей восстановлению и снесли.
И сейчас Надежда Николаевна и ее муж Петр ждут переселения. И пока живут в своем дачном домике в городской черте. Он удивительным образом пережил обстрелы, хотя и стены дома, и все заборы изрешечены осколками.
«По улице Артема церква стояла, а за ней институт, там можно было прятаться, — Надежда Николаевна говорит о тех днях, — там в подвале здания института мы и нашли себе место. Больше идти было некуда. Потом писали, якобы несколько дней бесплатно вывозили поездами на Запорожье, но тогда никто не знал об этом.
И еще было очень холодно, мы спали одетые и в сапогах, набросав на себя все одеяла, которые могли найти.
С собой у нас ничего не было. Постучали военные, сказали срочно уходить. По дому уже начинались прилеты. Ну мы взяли только документы и ушли».
Петр, муж Надежды Николаевны, к тому моменту уже не мог самостоятельно передвигаться, потому что сломал бедро и нуждался в постоянной физической поддержке.
«В подвале института, где мы прятались, была пара, обоим около 80 лет. Сначала умер он, а через несколько дней она. Так и пролежали рядом с живыми людьми несколько суток, укрытые одеялами. Никуда их ни вынести, ни закопать под обстрелами было нельзя».
Надежда Николаевна подливает нам с Дмитрием борща:
«Эх, разнесли город, разнесли души», — эту фразу наша хозяйка произносит несколько раз за время разговора.
16 апреля российские военные вывезли семью Надежды Николаевны из Мариуполя. Год она с мужем провела в Таганроге у родственников и вернулась в Мариуполь в апреле 2023-го.
По ее словам, получение нового жилья взамен уничтоженного одобрено республиканскими властями. Признается, что им с мужем еще повезло:
«Тяжелее тем, у кого документы не уцелели. И многие до сих пор не знают, где похоронены их близкие, которые погибли под обстрелами, — она снова возвращается в воспоминаниях к тем дням. — Ведь хоронили в те дни в общих могилах или прямо во дворах».
Надежда Николаевна рассказывает, что многие знакомые уже получили жилье.
«Хорошее», — кратко отзывается она о новых квартирах.
Рассказывает, что мирная жизнь постепенно возвращается и в разрушенный войной Мариуполь.
Вот только пенсии еще не пересчитали, жалуется она, и многие пособия еще не платят или платят «по минималке». Но после визита Путина в Мариуполь в марте 2023-го многие вопросы стали решаться быстрее, а документы — оформляться без прежних проволочек.
Мариуполь восстанавливается, мы могли убедиться в этом сами. Да, чтобы залечить раны, нанесенные войной, городу и его жителям потребуется еще много времени. Но мне показалось, город возрождается довольно быстро. И, кажется, у властей есть воля к тому, чтобы сделать Мариуполь лучше, чем до войны. А раз есть воля, то и остальное приложится.
P. S. Мы, репортеры Первого областного, ездили в зону СВО и расположение уральских танкистов в сопровождении гуманитарного груза. Его сбор продолжается постоянно, а помощь идет через тех, кто часто бывает за «ленточкой» и знает реальные потребности бойцов на передовой. В нашем случае это был боец 6-го танкового полка с позывным «Кипиш», с которым я познакомился во время моей первой командировки в Донбасс и сейчас знаю его как человека, которому доверяют сбор такой помощи.
И если у вас есть желание помочь, то сделать это можно через автора этого материала и мой телеграм-канал. Я помогу связаться с Кипишем, который подскажет, что нужнее ребятам в настоящий момент там, за «ленточкой».
Первые части репортажа челябинских журналистов из зоны СВО были опубликованы на сайте Первого областного на этой неделе тут и тут.
